Сегодня 21 ноября. Сегодня должна выйти новая загадочная игра Half-Life для виртуальной реальности. Я проверяю время: до презентации ещё пять часов. Параллельно я пытаюсь разобраться в тонкостях хронологии строительства бакинского и тбилисского метро. Говорят, запустили МЦД. Я захожу на РБК. Да, запустили. Поеду покатаюсь.
Этот отчёт будет отличаться от моих обычных отчётов. Я катался на МЦК до открытия и в день открытия, но у меня был Статус Журналиста. Я вываливаюсь из дома со статусом пассажира. Прикидываю маршрут: надо покататься и по первому диаметру, и по второму. Город сплетается в голове. Раньше доехать можно было через кольцевую линию метро, либо никак. Теперь меня пытают выбором.
Конечно, есть простые пути, а есть такие, которые выбираю я. У меня нулевая решительность сесть в маршрутку. Время что-то около шести с чем-то там, и голодные мужья порядочно стоят в пробке до самых Мытищ. Я просто иду вдоль и в какой-то момент радуюсь, что опережаю встрявший в водоворот транспорта трамвай. Маршрутка пораженчески стоит сзади. Впереди же, хоть и далеко, линией фронта лежит Октябрьская железная дорога, а за ней где-то идёт диаметр, так что надо пересечь её. Пятнадцать лет назад примерно в эти же даты я катался на только что открывшемся монорельсе, который её пересекает.
Я обнаружил себя на станции монорельса «Улица Сергея Эйзенштейна». Пальмы, уютненько. «Тройку» надо перепрошить, пополнив её, иначе магия МЦД не работает. Я закидываю тысячу рублей через банк и прикладываюсь к жёлтому терминалу, на который накатили новый красно-коробчатый интерфейс. Платёж прошёл. Возможно, «Тройка» перепрошилась, но узнать я это не могу. Я смотрю на пальмы и туплю.
Наверху нет никого. Я пользуюсь случаем и фотографирую станцию. Мне всегда казались эти платформы ужасом, выкидышем дизайна Бутовской линии. Теперь, когда до монорельса пытаются добраться ковши экскаваторов, я нахожу станции красивыми. Холодно, я прячусь в зале с эскалаторами, где стоит баба и омерзительно жрёт дешёвые чипсы. Какое-то время спустя приходит мелкий шкет с разбитой бровью и зависает в буфере между дверей на платформу. Люди приходят. Время по спирали движется к семи. Поезда нет.
Хотя нет, поезд есть.
Машинист долго треплется с коллегой о жизни. Две дежурные по станции ныкаются в буфер. Поезд стоит и стоит, я зачем-то стою на платформе, но уже не иду обратно, потому что там какие-то ещё люди, дети, движ — удивительно много пассажиров. Я ужасно мёрзну, пока поезд трогается и мучительно долго совершает свой оборот. Туповатые пассажиры набиваются в первый и последний вагон, в моём же помимо меня только какая-то парочка напротив. Я умиляюсь тому, как эстетику метро неумело адаптировали к этому странному транспорту. Предательски дрогнувшая рука мешает хорошо снять вход на ВДНХ.
На «Выставочном центре» садятся какие-то люди и, что более поразительно, выходят мои визави; так что я занимаю их нагретое местечко. Садятся какие-то трое. Один особенно неуёмно активен: пилит себяшки, хотя ему и не пятнадцать, обещает показать Останкинскую телебашню, а затем переключается в подробный пересказ причин, по которым он купил именно этот чехол на свой «Самсунг». Я смотрю в окно. Чудо Собянинское, электробус, поворачивается ко мне своим крышным сердцем — тут у него батарейки.
Монорельс трясётся как телега. Перед кривой он сбрасывает скорость до нуля, а потом ползёт еле-еле. Первая мысль: светофор. Вторая мысль: я кретин. На «Телецентре» набивается полный вагон. Час пик а-ля монорэйл. Мой сосед пытается сфоткать улицу Милашенкова, я отодвигаю голову, чтобы ему открыть вид. Думаю выйти на «Улице Милашенкова» и ехать до «Селигерской», на которой я не был. Нет, стоп, я был на «Селигерской». Еду до конца. Несмотря на толпу, на «Тимирязевской» включены два эскалатора из трёх, и покорные пассажиры шагают вниз по мёртвым ступенькам.
Я выхожу на улицу. Холодно. Стоит старая инкассаторская «Газель» возле каких-то стрёмных местных магазинов. Монорельс открыли пятнадцать лет назад, и здесь ничего пятнадцать лет не меняется. Платформа «Тимирязевская», уродливый полустанок, лишена навигации, но снабжена грудой неуютных заборов. Дорога до неё провешена, так что я надеюсь, что тут ходят поезда первого диаметра.
Времени размышлять нет. Час пик. Люди идут через турникеты. Турникетный зал как был страшным местом, освещённым мертвенным светом трубок, так им и остался. Ни намёка на МЦД, или я плохо смотрю? Работает ли здесь верная «Тройка»? На последнем рубеже навигация меня предаёт. Я не искушаю судьбу и покупаю через приложение обычный билет на электричку. В планах доехать до «Окружной», мне подойдёт. «Да, „Тройкой“ можно!» — с сильным акцентом говорит какой-то азиатского вида сотрудник в красной спецовке кому-то. Слишком поздно. Я иду вперёд, открываю приложение, подношу экран к турникету, не происходит ничего. Мне страшно, что охранники, которые постоянно разруливают потоки, большие, неприятные, в почти чёрной в таком свете форме, решат разрулить и меня. Турникет тупит и не открывается. Не происходит ничего. Охранник идёт к пятому турникету, разруливает какую-то женщину, а может и нет. Я в ужасе. Не происходит ничего. Я стою. Но турникет открыт, а я баран.
Втягивается электричка. Это не модная «Иволга», а обычный Демиховский поезд на «Савёлово». Я слишком замёрз, захожу вместе с девушкой в безвкусных наушниках, на которых мигают цветные огоньки в такт музыке. Электричка гремит и мотается; мне ехать всего одну станцию, я в прокуренном тамбуре. Никакой светлый пластик не способен скрыть совковую основу шестидесятилетней давности.
На платформе «Окружной» надо было сделать пару фоток, но я почему-то очень хотел уйти. «Окружная» красивая, хотя отделочка опоздала на двадцать лет. Пытаюсь выйти. Турникет не срабатывает. «Мужчина, подойдите сюда с телефоном!» — окликает меня охранник. Охранников здесь много, и вот, они добрались до разруливания меня. Я прохожу турникет, покидаю зал, делаю положенные фотографии и захожу снова в конкорс.
МЦД работает, теперь это факт. Рядом с деревом с иволгами стоят обычные некрасивые пассажиры пригородов Москвы. Час пик уже спадает. Девятнадцать тридцать. Мужик выясняет у контролёрши с валидатором в руках, как ему активировать его «Тройку», чтобы поехать завтра на МЦД, и трижды получает ответ, что она перепрошить карточку не может. Я беру у каких-то ребят бумажку с памяткой по пользованию МЦД. Кто-то что-то ещё спрашивает, кто-то куда-то бегает, и я хочу уйти. На входе/выходе меня встречают отупевшие коммьютеры, которые лезут и туда, где на сером фоне написано «Вход», и туда, где на сером же фоне написано «Входа нет». Я с озлобленным удовольствием со всей силы толкаю дверь на выход, когда какой-то мужик пытается через неё войти, и он отступает и идёт куда положено.
Холодно. Бегу на МЦК. Указатели на МЦД ещё закрыты штриховкой. Тройка не срабатывает на пересадку, турникет пишет: «38 рублей». Мужской голос автоинформатора перебивает женский в восхвалении преимуществ МЦД. В «Ласточке» я просто залипаю, пытаясь согреться. Немецкий поезд идёт плавно, быстро и незаметно.
До «Стрешнево» ехать всего ничего. Тут тёплая пересадка. Я иду по бесконечным стеклянным коробкам, из которых выстроены станции. Классно, что тут есть туалет. Схема метро подсвечивается на редкость уродским образом. В конкорсе второй станции «Стрешнево» я уже не пугаюсь и прикладываю «Тройку» к турникету, хотя опять же, никакой подсказки для этого нет. Карточка срабатывает со второго раза, но и тогда не даёт мне бесплатную пересадку. «38 рублей».
На платформе меня сразу же порадовала встречная «Иволга» второго диаметра. Кажется, мои усилия не напрасны. Юнец, пытаясь впечатлить свою даму сердца, показушно стучит по зелёной коробчатой опоре и произносит: «Где инновации? Где?», после чего начинает рассуждать про МЦД. Наверное, дама сердца впечатлена. Да, чувак, я тоже был таким. А вот сегодня даже поленился с собой фотик взять, потому что к чёрту. Мне станция кажется вполне нормальной. За лавочкой прячется мужик с инструментами, который эту лавочку доделывает.
Наконец, на платформу с идиотически низкой скоростью прибывает «Иволга» до Подольска. Я захожу. Всё-то в этом поезде по уму — но ни уму, ни сердцу. Сидения удобные, это плюс, но когда на обратное от меня место уселся с размаху мужик, меня тряхнуло. Очень круто, должен признать, что тут больше окон, чем в «Ласточке».
Девушка рядом рассказывает своей случайной попутчице интересную историю о том, как она сначала не попала в «Леруа Мерлен», а потом рассказала, как она не попала в «Леруа Мерлен» какому-то чуваку возле магазина, и он ей сказал, что мол ходит МЦД, а она поинтересовалась, ходит ли оно до Царицына, и вот она едет до «Царицыно». Я тысячу раз ездил по этой ветке. Следующая — «Красный Балтиец». Как сделать из обычной стрёмненькой платформы станцию МЦД? Поставить на ней фирменную лавку.
Я вылезаю на «Дмитровской». Покатались — и будет. Борюсь с желанием поехать на «Тимирязевскую» снова, но еду на «Савёловскую», меня всё-таки ждёт второй диаметр. Где-то в той стороне выступает Валя, я надеюсь с ней пересечься. Платформа «Дмитровская» ужасна с этим концлагерным турникетным коридором. Хуже этих железок — только навязчиво существующая охрана.
В переходе метро «Дмитровская» пахнет горелыми дровами. Мне очень нужна бесплатная пересадка. Я кидаю сто рублей в кассе на свою «Тройку». У меня «Тройка»-брелок, так что пополнить её можно только в кассе. Подхожу к турникету без особых ожиданий, думаю про «38 рублей», но нет — «Пересадка». «Тройка» перепрошилась.
Ехать мне всего одну станцию. На схеме линий уже есть МЦД с невыразительными кружочками на месте станций. Плюс, линии слишком контрастные. Пытаюсь понять, делает ли ещё эту схему студия Лебедева, не нахожу их логотип. Поднимаюсь.
На «Савёловской» всё ровно так же неуютно, как везде. Кошмарная турникетная зона, пустые уродливые платформы, сиротливые пассажиры. Поезд диаметра в сторону Лобни опаздывает. Поезд в сторону Одинцова тоже, но написано, что он в Шереметьево. Вместо поезда МЦД приезжает обычная электричка. В начале платформы стоят какие-то три гопника в тонких трениках с полосками. Как они не мёрзнут? Я мёрзну. Половина девятого.
Пока я фоткаю вокзал, на путь прибывает двухэтажный «Штадлер»-аэроэкспресс. Люди неуверенно смотрят на поезд, но я-то знаю, что он идёт в Одинцово как обычный диаметральный. Я хочу поехать на «Иволге», но мне очень холодно, так что я забираюсь на борт. Со второго этажа всё вокруг несколько необычное. Аэроэкспресс выглядит поджаро и свежо, а пассажиры совсем не похожи на гопников, ждущих свою электричку.
Валя говорит, что поедет после выступления на склад. Мой и без того хаотичный маршрут, изначально сложный именно потому, что я хочу пересечься с ней, рассыпается совсем. Мне надо в противоположный конец города. Здравый смысл говорит мне выходить на «Беговой», пока поезд с черепашьей скоростью приходит на Белорусский вокзал, где выходят все люди с чемоданами, и пока поезд едет дальше. Женщина фоткает аэроэкспресс на «Беговой», я позирую. Поезд едет дальше, и я чувствую подвох.
Выхожу на зажатой среди эстакад «Тестовской». Это всегда был какой-то убогий полустанок в промзоне, названный по соседнему мелькомбинату (от слова «тесто», короче). Теперь тут деловой центр, и останавливаются двухэтажные аэроэкспрессы. Подросток пытается позировать с уходящим вдаль «Штадлером», но его девушка не справляется с фотографией, и парень недоволен. Я справляюсь, но он об этом не узнает никогда. Я думаю дойти до «Шелепихи», но это не так просто. Каменные кишки перехода выбрасывают меня у Сити.
До «Шелепихи» отсюда далеко и холодно. Время около девяти вечера. Идти обратно? Идти к «Международной»? Я иду к МЦК. Грохочет и ревёт в пост-часпичной агонии третье кольцо, и звуки эти отражаются от бетонных домов и стоянки, через которую идёт неприятная, хотя и провешенная дорога до узла.
Я горько жалею, что не сошёл на «Беговой». Сити красивый, но бездушный. Вдоль проезда висят декоративные фонари — они ни фига не дают света, но считались красивыми в конце прошлого века.
Где-то под эстакадами втиснуты входы в метро и МЦК. Когда-нибудь можно будет пройти через это всё и выйти к Шелепихинской набережной, вдохнуть воздуха. Я горько жалею, что не сошёл на «Беговой». Во всей поездке был один приятный момент. Это аванзал МЦК. Тут вкусно пахло едой. Тут была какая-то жизнь.
К счастью, МЦК «Деловой центр» быстро ставит тебя на место своей монументальностью. Эскалатор едет вверх, потому что в конце издевательски будет написано «Входа нет». Как провинившийся школьник, будешь ты стоять у этой двери и слушать, как что-то резиново ухает в чреве эскалатора. Понятно, что в итоге ты войдёшь на станцию через запретную дверь.
Придётся пробежаться, потому что платформа длинная, и «Ласточка» останавливается в её начале; привычка считывать навигацию на ходу (чтобы не быть затоптанным московской толпой) поможет тебе — ведь ты в последний момент увидишь табличку про остановку последнего вагона перед собой.
Я сажусь напротив туалета на откидушку. Вокруг всюду люди. Парень садится рядом со мной и, откидывая сидение, больно задевает мой локоть. Кажется, он слушает «Скорпионз», или кто-то ещё слушает. Слишком заметный охранник в омерзительно мятой форме прогоняет хипстера с кирпично-красными волосами, кирпично-красной курткой и кирпично-красными брюками, который беззаботно опирался на багажные полки; тот покорно исчезает куда-то вглубь состава. Тут же появляется какой-то другой чувак и снова опирается на полки, но охранник, хоть и ходит важно, этого не трогает, видимо, он выглядит более угрожающим. Женщина в китайских кроссовках и джинсах скрепно и скромно надевает шерстяной платок и разве что не крестится транспортным богам, вставая на своей остановке. Господи, как же вас много, и почему я опять еду на «Стрешнево»?
До поезда десять минут. Я стою у касс. «Молодой человек!!!» — зычно орут по очереди охранники на станции «Стрешнево» кому-то. Кто-то в наушниках и не слышит. Охранники не прощают такой наглости и вызывают по рации других охранников. Приходит третий охранник, первый уходит. Какая-то дама пытается узнать, где электрички; охранники тупо заставляют её пройти через рамку металлодетектора и не слушают. Коммуникации не происходит. Я опять тут. Я выхожу на Светлый проезд продышаться. В сумраке стоят трёхэтажные дома. Я уверен, что отсюда никуда нельзя выйти, тут всюду тупики, и Светлый зовётся проездом только ради злой шутки. Зачем-то каждому поезду МЦД тоже дают номер и гордо называют «скорым пригородным». Очень холодно. Станция красива снаружи. Вывеска, правда, удивительно уродливо подсвечивается, прям как схема линий. Половина десятого. Дурной сон.
Я захожу на станцию и вижу, как пассажиры бегут к платформе. Чёрта с два я побегу. Меня увозит ввысь лифт с регенерацией энергии.
Я снова иду знакомым маршрутом, выхожу на платформу с зелёными опорами. Впархивает «Иволга».
От скуки я иду в туалет поезда. Тут даже сушилка «Дайсон» — не пожалели. Когда я выхожу, оказывается, что я преодолел лишь один перегон, и поезд вновь прибывает на «Красный Балтиец». Охранник в чёрной форме размашистой походкой орангутана заходит в туалет.
За окном так темно, что я не понимаю и не хочу понимать, где еду. Объявляют названия, но мне не видно ориентиров. Впрочем, города за окном не стало, всё утонуло в желтоватом освещении салона. Я знаю точно, что не сойду на «Дмитровской» снова, и я не схожу. Зачем-то мы на «Ржевской». Это близко к дому, когда я хочу быть далеко от дома и близко к Вале. Как-то надо пересечься с Валей, но она стремительно перемещается, и мои маршруты рисуются и снова стираются в голове. «Поезд так-то небольшой. Хотя нет, большой», — замечает пожилая женщина рядом со мной своему попутчику, вероятно, мужу, и начинает разговор о поликлиниках и способах перемещаться между домом и оными. Это слишком стереотипно, а, значит, не может быть на самом деле. Поезд пересекает площадь трёх вокзалов, идёт мимо каких-то стен с граффити и заброшенных домов. Хоть это и не кольцо, но всё зациклилось. Дурной сон.
Я выхожу на «Курской», а хотел добраться минимум до «Кубанской», она же «Люблино». Это поражение, конечно, можно было и не ехать так второй раз от «Стрешнева», но выбора особенно нет. Турникеты не работают (это означает, что я не смогу приложить к ним «Тройку» и получить бесплатную пересадку), я просто прохожу к лестнице со смертельно опасными широкими пандусами. В подземном переходе пытаются сгладить его органичную уродливость сомнительной эстетической силы фотографиями «Стрижа».
У давешней пожилой женщины и её попутчика на ровном месте возникает конфликт с охраной вокзала. «С какой деревни приехала?» — осатанело орёт мужик. «Откройте авоську!» — орёт охрана. Я ничего не понимаю.
Курский вокзал кипит жизнью, но от МЦД до метро идти бесконечно далеко. Я себя чувствую на дне стакана с муравьями. На горизонте маячит KFC — покупаю еду себе и Вале. Ужасная заметная охрана соорудила себе здесь целый форпост, мне они так же неприятны, как мужику с авоськой. От них нет никакой пользы, только вред, и я совершенно в этом уверен, но сейчас именно мимо них я выйду из зоны транспортного сна. Моя дорога почти пройдена.
Я ныряю в метро мимо шеренги солдат, готовых занять весь эскалатор, и мимо шеренги каких-то курсантов ещё тоже ныряю. Прикладываю «Тройку»: «38 рублей». У меня в руках сумка из KFC, но я быстро спускаюсь на «Курскую»-синюю. Какой-то горбатый дядька спрашивает у сидящих на лавочке ребят, есть ли у них попить — те испуганно мотают головой; я бегу дальше, перехожу на «Чкаловскую». И тут — снова 1999 год. Тринадцатилетний Саша приводит своих друзей, Антона и Лёшу, на станцию «Чкаловская», на тот путь, где нет посадки. Он обещает им показать редкий, диковинный поезд «Яуза». Весело журчат ручейки на станции, это очень необычно. Поезда они так и не дождутся. Но Саша здесь бывал много раз до и после, он знает, что иногда, ужасно редко, «Яуза» приходит.
Я выхожу из транса. На «Сретенском бульваре» уже ждёт меня Валя. Путешествие, которого не было, окончено.
Половина одиннадцатого, метро, тепло.