Водяна

Повесть

Оглавление

Предисловие автора

Дорогие читатели! Я рад вам представить свою небольшую повесть под названием «Водяна». События этой повести происходят в вымышленном постсоветском государстве Восточной Европы, в городе Водяна (откуда и название повести, которое я постарался сделать максимально нейтральным).

Я читал эту повесть многим людям, и части из них казалось, что в этих строчках заложены какие-то скрытые мысли и подтексты. Что ж, хочу вам сказать, что эта повесть — чистый вымысел, а любые аналогии и совпадения с реальностью не стоит преувеличивать (конечно, вдохновение я черпал в собственном окружении и собственной жизни). В любом случае, если что-то такое будет и у вас, я очень рад, что моя повесть заставляет вас задуматься.

Глава 1

Автобус остановился возле общежития и открыл двери. Из него вышло много молодых людей и девушек, среди которых затесался и он — Карл. Карл учился на третьем курсе Водянского Государственного Университета и выглядел как типичный представитель студенчества своего места и времени: чёрные волосы средней длины с пробором посередине и карие, почти чёрные глаза; одет он был в чёрную кожанку, тёмно-синюю рубашку, заправленную в чёрные брюки, на ногах — остроносые туфли, за спиной — небольшой рюкзак.

На остановке пахло чем-то сладко-карамельным; солнце зависло низко над горизонтом, странно золотя жестяную табличку на остановке. Два полицая в грязно-синей форме с выражением отвращения на лицах тыкали резиновыми дубинками прикорнувшего на скамейке бездомного. Автобус чихнул, обдав проезжую часть копотью, и, выпустив клубы солярочного дыма, натужно покатил в сторону Дамбы.

Карл бросил в сторону уходящего транспорта взгляд, затем без особой надобности изучил покрывавшие неопрятной бахромой столб объявления и пошёл к общежитию. Это высокое здание явно выделялось на фоне пятиэтажек, которыми был застроен район. Строгость линий и серость стен, отделанных нелепой мозаичной мелкой плиткой — типичный шедевр советской архитектуры третьей четверти XX века...

На проходной Карл показал пропуск и, убедившись, что лифт по-прежнему не работает (если быть точным, третью неделю), пошёл пешком наверх. Между третьим и четвёртым этажом он с трудом разминулся с тремя студентами, тащившими большую кровать куда-то наверх. Наконец, он ступил на восьмой этаж и, пройдя мимо кухни, на которой суетились девушки и с которой причудливо пахло не то котлетами, не то мусоропроводом, наконец дошёл до своей комнаты. Он поздоровался с соседом по блоку и швырнул рюкзак в угол. За компьютером сидел Лекс, его сосед по комнате.

— Привет, — не оборачиваясь, сказал он. — Я снова подключил тот проксик.

— То есть?

— Ну, я подключился к тому прокси-серверу, через который выход во весь интернет. Теперь пашет и ЖЖ, и другие американские сайты, и порнуха!

— Порнуха? Скачаешь что-нибудь новенькое?

— Уже качаю. Если нас не отключат раньше, то вечером всё будет.

— Сейчас уже вечер, — ядовито сказал Карл и достал ноутбук. Лекс ничего не ответил.

Карл подключил компьютер к сети и уже хотел было его включить, но передумал. Он закрыл крышку и направился к выходу.

— Ты куда? — так же, не оборачиваясь, спросил Лекс.

— Пойду, навещу Вано.

— Да, ты уж сходи. А то он какой-то странный сегодня...

— Странный?

— Да... Ну ты сходи, заодно узнаешь, в чём дело. Я его видел на лестнице, сам не свой стоял, лица нет.

Карл пожал плечами и вышел из комнаты. У лестницы он разминулся с девушками, нёсшими с кухни горячие сковороды с котлетами и весело о чём-то болтавшими; затем еле проскочил мимо добравшихся до восьмого этажа ребят с кроватью и быстро вбежал по лестнице на девятый.

Из-под двери комнаты бил яркий луч солнца. Карл постучал.

— Идите к чёрту! Дури у меня больше нет! Я всё отдал еврею с 10 этажа!

— Вань! Это я! — крикнул Карл и довольно настойчиво постучал ещё раз.

Раздалось шарканье тапок, и через секунду дверь открылась. Иван и правда был как-то не в себе: с лица ушёл обычный румянец, а в глазах была какая-то грусть, если не испуг. Карл как-то растерялся и молча прошёл в комнату, ни о чём не спрашивая. Он, испытывая странную неловкость, быстро подошёл к окну, на котором лежали шахматы. Окно комнаты выходило на Дамбу. Солнце превратило воду в ртуть.

— Сыграем? — спросил Карл тихо и протянул доску Ивану. Тот криво улыбнулся, взял доску и, открыв её, стал доставать фигуры.

Вообще, именно игра в шахматы была излюбленной формой общения Карла и Ивана. Каждый увлекался этой игрой с юности, читал какие-то книги, и, в общем-то, на этом Карл и Иван, люди очень разные, и стали друзьями. Они оба получали интеллектуальное удовольствие от игр с сильным противником; более того, на фоне всеобщего увлечения простыми компьютерными играми, низкопробными телешоу и прочим «культурным мусором» Карл и Иван ощущали себя истинными интеллектуалами. Но в этот раз всё было наперекосяк. Партия откровенно не шла. Иван, человек, которому Карл был во многом обязан своим нынешним уровнем шахматиста, делал довольно глупые ошибки. Карл без особого удовольствия провёл несложную комбинацию.

— Шах. И мат, — тихо объявил он.

— Да, — бесцветно отозвался Ваня. — Что-то я сегодня не в ударе.

— Я заметил. Что случилось-то?

— Я... не могу тебе сказать, — произнёс Иван и взглянул на Карла своими небесно-голубыми глазами. — Единственное, что ты действительно должен знать, так это... Это... В общем, перестань курить это дерьмо.

— Какое? — Карл внимательно вглядывался в лицо Ивана.

— Траву, какое же ещё.

— Тебе что, плохо от травы? — непонимающе спросил Карл.

Иван вдруг воспрянул и затряс головой. Он с раздражением в голосе сказал:

— Дебил! Не в этом дело! Послушай меня! Внимательно! — он снова поднял на Карла глаза с красными нездоровыми белками, которые вызвали у Карла некоторые догадки. — Брось это. Если я тебе расскажу всё, ты окажешься в опасности. Понял ты?

— Не очень.

— Обещай, что бросишь курить, как друга тебя прошу! — уже почти крикнул Иван.

— Т-ты не в себе, — сказал Карл испуганно. — Проспись хорошенько! А я пойду...

Он как-то неловко встал с дивана и прошёл к двери.

— Идиот... — сказал ему вдогонку Иван.

Карл добирался до комнаты, словно бы во сне. По дороге он закурил прямо в коридоре, а затем курил одну за одной сигареты уже в комнате. Лекс, видя, что товарищ не в себе, извлёк из ящика маленькую сине-фиолетовую коробочку из-под скрепок, в которой содержался зелёно-серый порошок наркотика.

— Будешь? — спросил он у Карла.

Карл задумчиво отверг жестом предложение.

— Да ладно, хорош уже сигареты смолить, давай косячок замутим. Тебя, вижу, Вано загрузил.

— Вано почему-то избавился от всей травы разом. Что-то с нею не так, похоже.

— Что, о здоровье озаботился? — усмехнулся Лекс.

— В том-то и дело. Говорит, нет у меня дури, и ты, дескать, не кури. Непонятно...

— Совсем чувак мозг сжёг себе... Вот смотри: я курю по штучке в неделю, около того, когда побольше, когда поменьше... Многие считают, что это прилично. Как думаешь?

— Н-ну... Больше среднего, — сказал Карл, выпустив колечко сизого дыма.

— Вот. Но я чувствую себя отлично! Сколько же надо было курить, чтобы сжечь себе мозг, как Вано? Это ж надо было загнаться так, а? Ну вообще...

Карл пожал плечами и произнёс:

— Если ты прав... Ну, всяко у него глазищи были красные-красные...

— Вот, — вставил Лекс.

— Я даже не знаю, как ему помочь. Он явно серьёзно не в себе.

— Да уж. Раньше, говорили мне родители, были алкоголики. Но с тех пор, как ввели сухой закон повторно, дурь стала естественным... эээ... растительным... как бы это сказать...

— Водкозаменителем, — подсказал Карл.

— Точно. Водкозаменителем, — Лекс засмеялся. — И, значит, должны были появиться дуреголики.

— Гореголики, — буркнул под нос Карл и, помолчав пару секунд, он затянулся и с раздражением сказал: — Вано — мой друг. Я не могу ему позволить стать дуреголиком, понимаешь?

— А никто этого и не хочет, — ответил Лекс, раскуривая набитый косяк. — Разве что полицаи, чтобы было кого за жопу взять! Но, к сожалению, свою голову другому человеку, — он покачал косяком перед собой — не приставишь... Так ты будешь? Добрая трава такая сегодня...

Карл молча кивнул.

Глухой удар в дверь разбудил Карла.

— Открывай, полиция! — крикнул нахальный голос из-за двери. За окном была непроглядная и неприветливая ночь: видимо, время перевалило за три часа ночи, так как фонари уже не горели. Внизу пугающе поблескивали мертвенно-голубые огни полицейских машин.

— Мы всё скурили? — донёсся из темноты голос Лекса.

— Да, да...

— Открывай! — крикнул полицай снова.

Лекс с шумом сверзился с кровати и открыл внутреннюю дверь комнаты, даже не зажигая свет. Соседи по блоку уже открыли двери в коридор, который весь был занят полицией. Вдоль стен стояли сонные студенты. Пара полицаев, похабно усмехаясь, пялилась на девушек, вытащенных из комнат в одном белье.

— Пидарасы, — сквозь зубы процедил Карл.

— Выходи! — раздался надрывный крик над ухом, и сильная рука быстро перебросила Карла куда-то к стене. Полицаи ломились дальше, в дальние комнаты, и повсюду мелькала грязно-синяя форма, особенно мрачная и мерзкая в плохом ночном свете коридорных ламп. Вдруг во всеобщий хаос ворвался мощный голос, очевидно, главного полицая:

— Ах вы мудаки! Это какой этаж? Какой, блядь, этаж, я спрашиваю вас?

Сразу стало тихо.

— Девятый, — сказал кто-то неуверенно.

— А почему же, вашу мать, номера комнат на 8 начинаются?! Что ж вы такие тупые? Быстро, быстро! На девятый! Это восьмой! Быстро!!!

Он ещё что-то кричал, матерился, и полицейские быстро бежали к лестницам, топая сапожищами по линолеуму. Через несколько секунд всё стихло, но все люди, стоявшие в коридоре, молча глядели вслед удалившейся полиции. Потом раздался тихий ропот, и часть студентов отправились в комнаты. Другие стали прислушиваться к происходящему.

Карл уже смутно подозревал неладное, вернее, что «неладное» касается его лично. И хотя он почти что себя уговорил, что ему бояться нечего, что всё это потому, что он подсознательно чувствует себя виновным в употреблении наркотиков, и что это всё предрассудки, он всё же пошёл к лестнице. Полицаи как раз загремели сапожищами, спускаясь с девятого этажа, и Карл увидел, как они ведут Ивана.

Иван шёл понурым и молчал. Глаза, обычно светлые, сделались чёрными. В его виде было молчаливое согласие и приятие того, за что его ведут, будто он опасный преступник — под усиленным конвоем. Это «что-то» страшное... И вдруг Иван поднял глаза на Карла. Последний испытал невероятную гамму чувств: ему, с одной стороны, не было ясно, именно случилось, но в мыслях он был за друга, и это заставляло его в душе яростно протестовать против происходящего, против полицаев и против собственной беспомощности; в то же время, было совершенно ясно, что всё это связано как минимум с тем же, с чем было связано неадекватное поведение Вани, а скорее всего конкретно с травой. Карл был всё ещё слегка в дурмане, и он ненавидел себя за то, что он не послушал Вано, ему было нестерпимо стыдно... Мгновение длилось целую вечность, глаза Ивана застыли в полуукоре-полугрусти, застыли на Карле, смотрели прямо в душу, и Карлу очень хотелось за что-то извиниться, но это было совершенно невозможно, потому что время замерло только на мгновение, и он просто не успел.

В оцепенении Карл смотрел из окна своей комнаты на то, как в полицейский «Фольксваген» усаживают Ивана. Машина завелась и укатила вместе с двумя фургонами. И снова наступила непроглядная осенняя ночь. Лекс стоял рядом с Карлом в темноте.

— Вано? — негромко спросил он.

— Да.

— Что он натворил?

— Что он мог натворить, — сказал Карл. — Всегда был тихоней себе на уме. Я с ним с первого курса играю в шахматы и ничего почти о нём не узнал... Нет, узнал, конечно... Чёрт, жаль, мы всё скурили, да?

— Да, — ответил Лекс.

— Дьявол. Дьявол. Хотя...

— Что?

— Когда я был у него, он мне сказал, дескать, никогда не кури больше дурь. Пожалуй, теперь я согласен, что не стоит.

— Почему?

— Мне кажется, всё дело в этом...

— Да ладно? — удивился Лекс. — Его взяли с травой? Ты думаешь?

Карл присел на кровать и поскрипел пружинами.

— Нет, такого быть не может. Он сказал, что дескать дури у него нет... И знаешь, что самое интересное? Он заявил, что больше вообще этим не занимается.

— Какая штука, — усмехнулся Лекс. — Может, он стал членом этой, как её... «Прямой грани»?

— Чего? Никогда не слышал.

Лекс стал рассказывать. Оказалось, «Прямая грань» была откровенно радикальной организацией. Начинала она довольно мирно, агитируя за стиль жизни «Straight Edge» (что в переводе как раз и есть: «Прямая грань») — отказ от вредных привычек, и особенно от набиравшего угрожающие обороты употребления наркотиков. Сообщество находило сторонников, но в условиях повального увлечения молодёжи марихуаной голоса членов организации звучали достаточно робко и, сказать прямо, мало кого интересовали. «Прямогранцы» стали просить помощи у государства, сетуя, что оно слишком плохо борется с проблемой, которая реально была. Государство, впрочем, вообще было против всяких «масонских кружков», пусть даже правильных по сути, и «Прямую грань» кто-то из политиков назвал «опасной и вредной масонской заразой».

— Прикинь, — усмехнулся Лекс. — Как тебе? Нет, конечно, мы любим покурить, а благодаря этим ребятам мы могли бы сильно в этом плане пострадать, но чисто по логике-то... Дело правильное!

— Да, — подтвердил Карл.

— А этот мудак стоит прямо напротив Цитадели, брюхо выпятил и вещает — дескать, опасные масоны. Ну да ладно, видимо, были основания...

После этого «Прямая грань» стала пытаться бороться с наркотиками самостоятельно. Попытки сдать наркодилеров властям предпринимались несколько раз, но все такие случаи заканчивались тем, что наркодилеры не то откупались, не то имели хороших юристов — в общем, их спокойно отпускали. Чаша терпения была окончательно переполнена, когда полиция избила участников «Грани», хотевших сдать очередного наркодилера. Кажется, полицейские те были пьяны, но это было уже не важно. «Прямая грань» стала заниматься уже не только пропагандой отказа от наркотиков, но и антиправительственной пропагандой, указывая на то, что государство не решает проблемы, а лишь «накачивает деньги в слой власть имущих»...

— Популизм, — недовольно отметил Карл.

Надо ли говорить, что, учитывая общий нрав нынешнего руководства страны, не склонного к попустительству в подобных проявлениях «демократии», так ещё и при наличии нескольких случаев самосуда над особо крупными наркодилерами, «Прямая грань» стала абсолютно нелегальной организацией.

— Откуда ты столько знаешь? — спросил Карл.

— Да, у меня друг — один из этих дебилов, — он усмехнулся. — Хочешь — познакомлю?

— Видимо, да, — ответил Карл.

Глава 2

«Утро вечера мудренее», — гласит народная поговорка, но для Карла она была верна только в том смысле, что оно заставляло думать. Ночью в дурмане и полусне даже произошедшая цепочка событий не особенно оценивалась, а теперь ясная голова стала вместилищем мыслей, одна другой хуже. Карл, конечно, опоздал на первую пару. К большому счастью, они с Иваном учились на разных факультетах, а потому арест последнего никто вокруг Карла не обсуждал и не задавал идиотских вопросов.

На 18 часов была назначена встреча с лидером «Прямой грани»; Карл не думал, что тот будет очень рад его видеть, но Марк Керенский — именно так его звали — кажется, сам неподдельно заинтересовался произошедшим, когда с утра ему позвонил некий Василий, друг Лекса и член «Прямой грани».

На парах Карл думал о том, что надо спросить и что сказать Марку. Краеугольным камнем, определявшим дальнейший ход дискуссии, был вопрос насчёт членства Ивана в организации. Являлся ли Иван членом «Грани» или хотя бы знакомы ли они были с Марком? И то и другое было маловероятно; в то же время, и то и другое делало ситуацию намного проще. Если Иван не имел отношения к «Прямой грани», всё становилось совсем уж непонятно.

Около четырёх Карл возвратился домой. Так как до места встречи было добираться минут двадцать пешком, а на автобусе — и того меньше, он планировал перекусить и поговорить с соседями Ивана по блоку (в комнате Вано жил один). Сначала Карл поднялся наверх, к Ивану. На девятом этаже он увидел двух полицейских, стоявших в пятне света, исходившего из распахнутой настежь двери блока. Был и молодой человек в штатском, с ними разговаривавший, — его Карл раньше не видел, но было ясно, что он едва ли относится к силовому ведомству.

Карл подошёл к комнате. Дверь Ивана была пересечена жёлто-чёрной лентой. Он дёрнул дверь соседней комнаты, но она оказалась запертой. Тогда он уже собрался уходить, поскольку светиться перед полицаями никакого желания не испытывал, но вдруг краем уха зацепил разговор молодого человека с полицией.

— ...Сегодня следственная группа ещё не подъехала, так что послезавтра, где-то так... Или завтра вечером. Завтра вечером лучше. Поговорите, что вам забрать, — монотонно бубнил полицай.

— Спасибо, ладно, я тогда поеду, — отвечал молодой человек.

Карл прошёл дальше и встал вне поля видимости полиции. Похоже, незнакомец был хорошо знаком с Иваном, и стоило с ним поговорить. Наконец, послышались быстрые шаги, и из-за излома стены вышел этот человек.

— Здравствуйте, — сказал Карл, — я бы хотел с вами поговорить насчёт Вано.

— Здравствуйте, — ответил незнакомец. — Меня зовут Павел.

— Меня — Карл. Скажите, вы его друг?

— Не совсем... Я его... родственник... Если быть точным, брат.

Карл смерил Павла взглядом. Он был не слишком похож на Ивана.

— Брат? — переспросил он с удивлением.

— Сводный.

— Удивительно, что он мне никогда о вас не рассказывал. Впрочем, я о нём очень мало знал... Он не очень-то любил рассказывать о себе.

— Мы с ним не очень-то и общались, — угрюмо сказал Павел. — Родители развелись, мы жили в разных квартирах. Ну, а сейчас, когда Ваня в заднице, я приехал его выручать. Я юрист.

— Ясно.

— А вы, наверное, его друг?

— Именно. Мы в шахматы с первого курса играем... Я живу тут, только на восьмом этаже. А из-за чего его арестовали?

— Хранение наркотиков. У него нашли «травку»... Представляете... Я так и знал, что он вляпается во что-то, живя в общежитии...

— Да-да, это проблема... — с наигранным драматизмом произнёс Карл. — Ладно, будем надеяться, что у вас всё получится!

Карл пожал Павлу руку, попрощался с ним и отправился к себе в комнату. Он точно понимал, что что-то не сходится, только вот что?

Самая большая нестыковка, которая лежала на поверхности, заключалась в том, что Ивана не могли арестовать за хранение наркотиков, если он от них полностью избавился. Траву должны были найти в ту же ночь, чтобы можно было такое ему вменять. Правда, тут действительно было «если» — «если он от них избавился». А если нет?

«Интересно, зачем я всё это затеял?» — подумал Карл. Опросы соседей, связи с «Гранью», опасные для положения в обществе и, возможно, свободы, беседа с братом Ивана... Но внутри он понимал, что произошла какая-то несправедливость, которая, будучи помноженная на дружбу с Иваном не могла позволить Карлу сидеть сложа руки.

Помимо главной нестыковки имелась и некая второстепенная. Карл открыл ноутбук как бы в поиске ответов на свои вопросы и, естественно, не найдя их, закрыл крышку и стал собираться.

Ехать предстояло на Дамбу. Вообще, Дамба совершенно никак не охранялась, и потому в этом огромном сложном комплексе находилось место для разношёрстных маргиналов. Полиция предпочитала туда не соваться, не говоря уже о простых жителях Водяны...

Автобус завершил свой маршрут на предпоследней остановке и стал разворачиваться. Уже 10 лет конечная остановка «Дамба» не имела вообще никакого пассажиропотока, хотя когда-то такие же автобусы привозили на неё утром и увозили с неё вечером большое число работников Дамбы и прилежащего порта. Сейчас и то, и другое было попросту забыто за неимением финансирования.

До Дамбы Карл добирался бегом. Его взору предстало величественное творение рук человеческих. Из окна общежития было очень сложно оценить масштаб сооружения, но теперь он видел. Повсюду были бетонные плоскости и бетонные прямые, секущие друг друга причудливо и разнообразно; в море уходили длинные, словно щупальца бетонного спрута, серые волнорезы; слева среди старых пирсов и остовов кораблей росли портовые краны, преклонившиеся перед временем в наивной надежде, что оно их пощадит; справа стояло серо-коричневым кубиком здание, на фасаде которого можно было различить выцветшую красную надпись «Лаборатория». Всё это нагромождение живо заставило Карла представить, что перед ним гигантская колония прямоугольных бетонных кораллов.

Хотя людей нигде не было видно, их присутствие ощущалось явственно, и оттого было страшно. Объект не был заброшен, его просто иначе стали эксплуатировать. Шуршавшие по первому желанию морского ветра пакеты, пустые и разбитые бутылки — всё это когда-то оставили люди...

Внезапно сзади раздался шум мотора. Около Карла с визгом покрышек остановилась белая «Лада». Из неё вышли трое крепких мужчин, схватили Карла и затолкали внутрь тесного пластикового салона. Резина вновь взвизгнула, и машина рванулась с места. Карл ничего не видел, кроме неба. На секунду его ослепило солнце, затем мелькнуло какое-то здание — лаборатория? — после чего его глаза завязали чёрной тряпкой. Машина шла быстро, и было совершенно невозможно понять, куда она едет. Все люди в машине молчали, молчал и Карл. Машина притормозила, затем поехала совсем медленно, после чего раздался скрип и грохот какого-то большого механизма. Механизм с лязгом остановился, и всё затихло. Тогда Карла вытащили из машины, сняв повязку.

Он находился где-то внутри масштабного тела Дамбы. Сквозь небольшие иллюминаторы в стенах, расположенные каждые пять метров, проникал мягкий оранжево-розовый свет. Машина стояла на дольно широкой асфальтированной дороге, которая уходила куда-то вниз, где мерцали лампы. Черты людей из машины Карл разглядеть не мог, лишь убедившись ещё раз, что они рослые и крепкие. Он также приметил людей с оружием у массивных герметичных ворот на въезде с улицы. В помещении было множество балок, ферм, разных конструкций, ящиков, контейнеров, кранов и прочих механизмов. Недалеко от въезда стоял старый армейский джип, который обычно называли «козликом».

— Пойдём, — сказал один из людей.

Карл не стал сопротивляться. В этих людях он не чувствовал никакой угрозы, и даже наоборот, — ему казалось, что угроза для них самих исходит откуда-то извне, а толстые стены Дамбы их защищают. Более того, Карлу вообще больше нравилось внутри — здесь было как-то уютно, а исходящий снаружи свет казался опасным, ложным, манящим. С такими мыслями он шёл под конвоем. У спуска в тоннель у одного из людей затрещала рация. Он снял её с пояса.

— Группа говорит.

— Группа, нужно бы выехать и заняться делом по прикрытию. Отвезти документы и средства Костенко.

— Понял вас. Займёмся. Что делать с языком?

— Язык пусть идёт к Марку.

«Язык, — усмехнулся Карл. — Это я — язык!»

— Понял вас. Выезжаем, — сказал он и повесил рацию обратно. Затем он обратился к Карлу: — Ну что, шалить не будешь?

Карл удивлённо на него воззрился. Теперь его было видно лучше: чёрные глаза, мощная щетина, крепкий лоб, бритый череп.

— Нет. Какой смысл, — ответил Карл.

— Тогда... Сейчас, одна формальность...

Он снял с ноги металлоискатель и, прозвонив Карла, обнаружил лишь мобильник и ключи.

— Ну, иди. Внутри скажи, что ты и есть — Карл. Нам, извини, ехать надо.

И они пошли к «Ладе». Карл проследил за ними, как они садятся в машину, зажигают фары, разворачиваются и уезжают в ослепительный свет приоткрытых герметичных ворот. Потом Карл повернулся к тоннелю, вдохнул пыльный пряный ветер снизу и пошёл вниз.

Там, внизу, было довольно интересно. В тоннеле в технических помещениях спали, ели или играли в карты, домино и шахматы; из-за поворота вырулил электромобиль с прицепом и на высокой скорости проехал мимо; повсюду висели плакаты и были написаны от руки лозунги, призывавшие отказаться от наркотиков. Тоннель был длиной не менее пятисот метров, в конце же виднелась подъёмная рампа, ведшая, судя по всему, на верх дамбы.

До рампы Карл добрался на попутном электромобиле. Оказалось, что рампа имеет подвижную часть, которая опускается вниз. Таким образом, в нормальном режиме рампа пропускала автомобили наверх, на идущую по дамбе дорогу, а в опущенном давала проезд в нутро циклопического сооружения. Сейчас платформа как раз открывала ход внутрь, а наверху был виден ещё один пост с джипом.

Электромобиль проскочил внутрь. Здесь, похоже, и была основная база «Грани». Людей было довольно много — Карл оценил их количество в полторы-две сотни. Помещение было длинным, около трёхсот метров. Электромобиль остановился около массивной гермодвери. Карл спрыгнул с платформы машинки и без стука отворил тяжёлый заслон.

Марк Керенский разговаривал с кем-то из своих людей. Он напоминал, с одной стороны, художника своими седыми волной волосами, длинными пальцами и большими глазами; с другой стороны, он был слишком крепок для «творца», имел мощные скулы и волевой подбородок. Его внешность вызывала доверие, в то же время, складывалось ощущение, что есть и некая внутренняя идея у этого человека, которую он никому не раскрывает. Увидев Карла, он сразу же жестом отодвинул «прямогранца» и быстро подошёл к гостю, чтобы пожать ему руку. Вместо приветствия Марк произнёс:

— Карл, времени, боюсь, нет. Я хочу, чтобы вы немедленно рассказали мне о произошедшем. Я уверен, что у вас есть ко мне вопрос, на который я сразу же дам ответ: нет, Иван Ленцев не был членом нашей организации, к сожалению. Но тут всё глубже... Расскажите, и мы попробуем разобраться вместе.

Они куда-то шли, и Карл чувствовал себя всё уютнее. Эти люди были честными друг перед другом, перед собой и перед всей страной; не было угрюмых лиц вокруг — лишь доброжелательные улыбки, или нейтральная сдержанность, или деловитая серьёзность. В толстых бетонных границах Дамбы эти люди были свободны от внешнего авторитаризма правительства. Карл развязал язык и рассказал всё: как они с Иваном познакомились, как играли в шахматы, как Вано продавал всему этажу наркотики. Особенно детально он рассказал о том дне, когда с Ваней произошло то самое странное происшествие.

— Что заставило Ивана перестать продавать наркотики? — спросил Марк.

— Я не знаю. Он всё любил шутить, говорил, что его принцип — скажи наркотикам «иногДА». И вдруг, ни с того, ни с сего... Но я могу сказать точно: он никогда не любил афишировать свои эмоции. Если он вёл себя странно, значит, он действительно имел к тому веские основания.

— И его взяли? Всё же что-то осталось?

— Он сказал, что всё выбросил. Может, врал, или условно сказал — «всё», а имел ввиду «почти всё». Может, он просто слишком много курил... Такого я не могу исключить...

— Знаете, а я так не думаю, — Марк откинулся на спинке своего кресла. Они сидели в кабинете, переделанном из склада инвентаря: до сих пор на стенах осталось множество креплений. — Дело вот в чём. Я приходил на работу, казавшейся мне важной, много лет. У меня был сын, который, как я позже выяснил, курил «травку». Я не знаю, но думаю, именно поэтому он выбросился из окна, когда ему было всего 15 лет, — Марк сделал паузу, чтобы Карл оценил сказанное. — Я стал собирать людей, пострадавших от наркотиков так или иначе, затем и тех, кто был просто против них — нас было мало, но мы боролись, мы пропагандировали здоровый образ жизни, сторонником которого я всегда был. Помогло ли мне государство? Нет. Хотя само декларирует то же самое. Сначала я был удивлён, но с тех пор, как они стали откровенно враждебны по отношению к нам, я начал думать, что...

Марк замолчал, затем поднял свои болотного цвета глаза на Карла, и тому показалось, что между ними есть какой-то устойчивый канал взаимопонимания.

— Я начал думать, что государство на самом деле хочет обратного.

— Распространения наркотиков? — удивился Карл. — Но смысл?

— Это огромные деньги. Сами подумайте, Карл, вы же умный человек! А ведь ещё гораздо проще бороться с тем, что ты контролируешь. Чувствуете? Как ещё эта дрянь может попасть через нашу границу, через которую муха не пролетит? Только под прикрытием или хотя бы молчаливым согласием власти. И мы можем предположить вот что: Иван о чём-то подобном узнал, и это его настолько задело, обидело, оскорбило, что он решил бросить, но его очень быстро взяли под белы рученьки и — фить! — Марк сделал резкий жест в пространство.

Карл молчал. Через тонкие стены было слышно копошение внутри Дамбы.

— Если честно, — продолжил Марк, — я давно об этом думал. Хотя у нас есть своё прикрытие, из-за которого нас до сих пор не трогают, оно может накрыться медным тазом в любой момент. Люди устали быть изгоями. Они хотят решительных действий. И я тоже. Я не знаю, как вы, Карл, но я очень-очень устал от того, что живу в страхе, в тисках, в условиях лживых декларативных обещаний. Я хочу свободы. Я не хочу, чтобы молодёжь бросалась из окна. Карл, мы начинали бороться с наркотиками, но сейчас, боюсь, всё зашло слишком далеко... Согласны?

— Возможно, — сказал Карл.

— Вы с нами?

— Точно не против вас, — ответил Карл.

— Я понимаю, вы не можете так быстро принять решение: занять ли активную, но опасную гражданскую позицию или же остаться в безопасной тени пассивности. Но в любом случае, если что-то станет известно, дайте знать.

Карл кивнул и стал собираться.

Вернулся он в общежитие уже вечером, когда солнце село. Его подвезли от Дамбы на той же «Ладе», которая его провезла внутрь сооружения, и так же с завязанными глазами. Карл поднялся пешком на 10 этаж, пересчитал деньги в кошельке и постучался в комнату 1010. Ему открыл кудрявый парень семитского вида.

— Привет, — сказал Карл. — Меня зовут Карл. Мне тут сказали...

— Заходи, — сказал парень. Карл прошёл, и за ним закрыли дверь. Он спросил:

— Сколько?

— Семьсот за бокс.

— Нормально, — Карл отсчитал семь хрустящих купюр.

— Супер, — сказал парень и, вытащив из-под матраса большой бандерольный конверт, извлёк из него скрепочную коробочку и протянул Карлу. Тот одним движением спрятал коробочку во внутренний карман.

— Ну всё, спасибо, — сказал Карл и поспешно вышел, поглядывая по сторонам.

Он пришёл в комнату, когда Лекс просматривал зарубежные порносайты. На экране мелькали неприличные картинки в самых разных вариациях и несносное количество рекламы.

— Будешь? — спросил Карл и бросил коробочку из-под скрепок на клавиатуру перед Лексом.

— Да ладно? «Прямая грань» не промыла твой мозг?

— Не-а.

— Почём и где?

— Я узнал, что есть у чувака в 1010 комнате. Вот так. За 700 отдал.

— А, еврея... Нормально, я думал, он больше берёт, — усмехнулся Лекс. — Буду. Угощаешь? Тогда я в следующий раз куплю.

Карл кивнул и сказал:

— Не вопрос. Угости меня пока порнухой, держи флешку. И отсыпь из коробочки буквально немного. Я сейчас приду.

Карл взял миниатюрный пакетик с зельем и, выйдя из комнаты, отправился на третий этаж, где жили биологи. Там жил знакомый Карла, Симон, аспирант факультета биологии; Карла терзала смутная догадка, ради которой он и отправился к Симону, потратив предварительно крупную сумму денег.

Симон, худосочный молодой человек в очках, типичный «ботаник», был сыном друзей семейства Карла. Время от времени они с Карлом виделись; Симон был всегда желанным гостем на днях рождения Карла, равно как и наоборот. Карл застал его пишущим что-то за столом.

— О, Карлос!

— «Хуан Карлос», ещё скажи, — бросил Карл, широко улыбаясь.

— С чем пожаловал? Ч-чаю? — спросил он, слегка заикаясь. Он всегда слегка заикался, когда волновался.

— Да. Слушай, я хотел тебя вот о чём попросить...

Пока Симон возился с электрочайником, Карл сунул руку во внутренний карман и извлёк пакетик. Симон нажал клавишу чайника и, обернувшись, пристально взглянул через большие очки на содержимое, затем взял и аккуратно, словно впервые увидев, наклонил пакетик в руках, проследив, как зеленовато-серый порошок внутри перетёк в другой угол.

— Трава? — спросил он одними губами.

Карл кивнул и добавил негромко:

— Видишь, цвет слегка другой...

Симон повертел пакетик в руках так, чтобы на него падал свет.

— Да н... нет... Цвет как цвет...

— Дальтоник! Ну неважно... Это уже второй коробок, который с какой-то не той травой... На вкус другая, понимаешь... Дым другой...

— И что?

— Ты не мог бы узнать... Мне кажется, они что-то в неё добавляют, эти барыги, или вообще химию какую подсовывают... Ты же можешь в своей этой лаборатории проверить, а?

— Карл, н-ну хрен знает... — Симон заколебался. — З-зачем?

— Как зачем? Если эти говнюки нам галимый товар толкают, надо брать за жопу или искать других, во всяком случае... А вдруг там мышьяк? А? Ну неужели ты не замечал, дым другой? Когда курил?

— Н-нет, — сказал Симон.

— Дурак ты, хотя и аспирант... Говорю, — он снова понизил голос, — проверь. И свой бокс проверь, а то, сам знаешь, дурят...

— Не знаю даже...

— Ради друга.

— Карл... Н-ну хорошо... Давай...

Симон поспешно спрятал наркотик в карман.

— Я т-тебе позвоню.

— Спасибо, Сим. Если выведем этих уродов на чистую воду, с меня — бокс.

Карл похлопал Симона по плечу и быстро ушёл, не прощаясь.

В комнате его уже ждал косяк.

— Будешь? — спросил Лекс. Карл только поморщился и занял место за компьютером.

Глава 3

Следующий день не принёс интересных новостей. В середине дня между парами Карл набрал номер Симона; тот ворчливо ответил, что ему сейчас немножко не до этого и что он позвонит как только проверит, что скорее всего будет на следующий день, в субботу, утром, когда в лаборатории будет минимум народа.

В коридорах Карл встретил Эдика, его знакомого с физического факультета. Они договорились сходить выпить после пар в бар рядом с университетом. Карл не очень-то хотел, но Эдик его так уговаривал, практически умолял, что в итоге Карл был вынужден сдаться.

Пары пролетели незаметно, и вскоре Карл и Эдик уже шли по улице. Последний о чём-то всё говорил, а первый слушал его рассеянно, в основном глядя по сторонам. Бар находился на улице, с которой была хорошо видна Цитадель. Это было самое высокое здание в городе, и сейчас его чёрная громада в городском смоге была как-то особенно неприятна взгляду. Карл отвернулся и быстро проследовал за тяжёлую деревянную дверь. В баре было как всегда сумрачно, но неожиданно тихо, даже музыка играла еле слышно.

Специальность Эдика была связана с радиоэлектроникой. Карл продолжал невнимательно слушать про какие-то транзисторы, а Эдик всё говорил и говорил. С огромной гордостью он извлёк из кармана гигантскую связку ключей.

— Вот, видишь? — спросил он, блестя глазами от выпитого пива и переживаемого прилива энтузиазма и показывая закатанную в полимерный шарик микросхему подцепленную к колечку.

— Ну, — ответил Карл.

— У меня дома лежит такая штуковина, типа радара, и можно найти такую метку с её помощью.

— Офигенно, — бесцветно отозвался Карл. — Можно и к мобильнику прицепить?

— Э-э-э... Ну, если помех не будет... Если честно, не проверял... Хотя... Надо бы... Да не должно, частота у мобильника 900 и 1800 мегагерц... Проверю... Слушай, ты вот менеджер, да?

— Да, вроде того, — ответил Карл.

— Давай намутим фирму и будем делать такие штуки! А? Она стоит копейку, а работает на рубль!

— М? Какую?

— Ну такие метки и... радары... Метке, кстати, не нужна батарейка, так что... Ну сам подумай, — он отхлебнул пива, — ну круто же?

— Ага, — сказал Карл.

Они помолчали.

— Ты какой-то невесёлый, постановил Эдик.

— Ага. Моего товарища вчера ночью повязали с наркотой. Так что веселиться, в общем, не очень как-то хочется. Я думаю, ты понимаешь.

— И что, есть хоть какие-то сведения?

— Нет. Тишь да гладь.

— Надеюсь, у тебя есть и хорошие новости?

Карл задумался, поскрёб ногтем по неровному дереву стола и сказал:

— Вчера был на Дамбе. Там обалденно круто. Такой масштаб, такие сооружения...

— Черти тебя понесли, — сказал Эдик. — Ни за какие коврижки я бы туда не сунулся. У наших знакомых там сына убили. Тоже, типа тебя, гулять туда ходил. Там тот ещё... гетто.

— Так я был не один, — неожиданно сказал Карл.

— С кем? — поинтересовался Эдик.

Карл пожал плечами и положил голову на руки вместо ответа. Он был уже довольно пьян. «Главное не сболтнуть лишнего», — вертелось в голове. Не хотелось рассказывать о нестыковках в происходящем ещё раз.

Вдруг Карл расслабился. Не то что бы ему стало всё равно, просто он позволил себе немного притормозить. В конце концов, ему не нужна была никакая правда. Он вообще начал сильно сомневаться, что правда действительно нужна человеку. Одно время какая-то там радикальная организация призывала к неповиновению, утверждая, что власть-де убила журналистку, которая хотела «говорить правду».

— Знаешь, тех, кто хочет говорить правду, — произнёс Карл, — надо за-ты-кать. Правда опасна в руках людей, которые не знают, что с ней делать, и ещё опасней в руках тех, кто хорошо знает, что делать с ней. Они бросают правду в массу людей, словно бы негашёную известь в воду. И — пшшшшшш! — Карл изобразил руками, как именно реагирует негашёная известь с водой.

Карлу не нужна была правда. Он хотел выручить своего друга, не более того. Но он чувствовал, что находится на пороге открытия, которое делать вовсе не хочет. В нём разгоралось противоречие. Ум снова сорвался с тормозов, подгоняемый пивной волной.

— Ты это к чему? — не понял Эдик.

— Не знаю, — с удовольствием соврал Карл.

Карл шёл домой, курил и размышлял, что движет им на пути расследования. Во-первых, это было желание найти и вернуть своего друга, ведь было очевидно: произошла какая-то ошибка, а жернова государства жестки, жестоки и, что самое страшное, безразличны. Во-вторых, Карл банально боялся за своё здоровье и хотел узнать, что же такого страшного в наркотике, что так напугало Ивана, всегда отстаивавшего мнение, что «трава» наносит вред меньший, чем даже никотин. В-третьих, им двигал какой-то инфантильный авантюризм. Карл разозлился сам на себя. Он понимал, что ничего не может сделать. Он был вынужден просто ждать у моря погоды. Его расследование просто-таки зашло в тупик.

Вдруг Карл обнаружил, что пошёл не в ту сторону. Он оказался возле подножия Цитадели. На улице был поздний осенний вечер, горели натриевые фонари, и чёрное здание полностью освещалось.

Цитадель была точной копией высотки МГУ на Воробьёвых горах в Москве — личный подарок вождя народов Водяне. Разницу с оригиналом составляла облицовка: в отличие от Москвы, где стены покрывали кремовым известняком, Цитадель, а точнее — «Дворец Власти», как на самом деле называлось это здание, была облицована местным чёрным вулканическим камнем. Оттого здание довлело над городом, в отличие от торжественной лёгкости близнеца в Москве. В стенах Цитадели, казалось, сидели даже не люди, а какие-то иные существа, бессмысленно мучавшие государство своей властностью, своими амбициями, своей бесполезной злостью и ненавистью ко всем сразу. А может, человек, преодолевая проходную, становился таким чудовищем автоматически. Или, скажем, человек по сути и есть такое чудовище, просто нужно было зайти внутрь Цитадели, чтобы можно было распустить свою тёмную сторону... Цитадель намекала Карлу, что он — ничтожество, и что его жизнь — ничто по сравнению с жизнью в этих чёрных стенах...

«Я пьян», — подумал Карл.

Вдруг со стороны здания выплыл из темноты полузнакомый силуэт. Карл пригляделся и опознал в человеке Павла, брата Ивана. Карл поспешно пошёл ему навстречу.

— Здравствуйте, — сказал он и протянул руку, старательно пытаясь не выдать ничем своё опьянение.

Павел изумлённо воззрился на него, но через мгновение ответил рукопожатием и быстро сказал:

— А, да-да, здравствуйте, вы друг Ивана, да...

Другой рукой он поспешно и не очень удачно пытался спрятать какую-то карточку, вроде магнитного пропуска, висевшую у него на шее. На карточке был нанесён некий знак в виде ступенчатой фигуры.

— Давайте я подержу портфель, — предложил Карл.

— Да-да, — сказал Павел и, как только Карл взял портфель, спрятал пропуск во внутренний карман пиджака. Карл вернул портфель и спросил:

— Что-то известно?

— Пока ничем не могу обнадёжить, — ответил Павел. — Иван под стражей, обвинение серьёзное, следствие закрытое, к нему не пускают... Но я стараюсь как могу. Слушайте, а может быть я зайду к вам?

— Зачем?

— Ну, задам пару вопросов... Может, это прояснит ситуацию и поможет Ивану.

— А... Да-да... Комната 916, заходите.

— Завтра вечером к вам зайду, большое спасибо, — сказал Павел.

— До свидания, — попрощался Карл и пошёл к остановке автобуса. Павел же прошёл к своему «Мерседесу» и уехал.

«Надо же, как тесен мир, — думал Карл. — Хорошо, что я его встретил.» Автобус вёз мимо молчаливых вечерних витрин. Мрачная Цитадель, рождавшая мрачные мысли, оставалась позади вместе с её чёрными башенками и вороного золота шпилем и звездой. Голова прояснялись, мысли облегчались. Лишь два полицая, косившихся на Карла из глубины салона, очень раздражали.

Карл пришёл домой и сразу завалился в кровать. Лекс сидел в темноте за компьютером, освещаемый тусклым светом экрана. Прежде чем уснуть, Карлу пришла в голову интересная мысль, и с ней он обратился к спине Лекса:

— Слушай... Вот коробочки, ну, боксы. Они из-под скрепок.

— Да, — ответил Лекс, не оборачиваясь.

— А ты видел такие коробочки со скрепками?

— Странный вопрос. Ты загнался.

— Нет, серьёзно. Видел, чтобы там были именно скрепки?

— Да, лет пять назад может, помню... В последнее время — нет.

— Ясно... — сказал Карл и, отвернувшись к стене, накрылся одеялом с головой.

Симон позвонил ночью. Карл подпрыгнул как ужаленный от звонка телефона. Лекса не было, компьютер был выключен.

— Ал...Алло! — сказал Карл. Но вместо голоса ему прямо в ухо повторно ударил звонок. Он с большим раздражением ткнул кнопку ответа: — Алло!

— Карл! Это Симон! Я нашёл, нашёл!

— Симон... Сейчас же ночь... — Карл встал. Фонари не горели.

— Я знаю! Но я задержался в лаборатории! Проверил! Они добавляют цианистый калий! Ты знаешь, что это? Это яд! Яд!

Карл замотал головой.

— Что за чушь?!

— Серьёзно! Сейчас тебе дам Марка!

— Какого Марка? Керенского?

Симон не ответил, вместо этого раздался голос Марка:

— Карл! Алло! Правительство! Это они подмешивают цианистый калий! Ты можешь к нам приехать? Немедленно? Прямо сейчас? Нам нужны решительные действия против государства, которое нас убивает! Понимаешь? А?

Вдруг звонок прервался. И снова раздался вой сигнала вызова, который на поверку оказался сигналом будильника. Карл проснулся, и, матерясь, вылез из кровати.

Утро выдалось холодное и исключительно хмурое. Голова болела, словно бы от недосыпа. Будильник надрывался уже третий раз, и Карл подумал о том, что всё же забавно, как время во сне сжимается или растягивается совершенно произвольно. Карл стал воссоздавать в деталях свой сон и нашёл очень странным, что Марк и Симон оказались рядом. Может, они были знакомы?

«О чём я вообще? Что за чушь? Я ещё сплю», — подумал Карл, выключая будильник и возвращаясь в кровать. Через секунду сознание снова провалилось.

Карл проспал много и безнадёжно, и в итоге в университет, естественно, не пошёл. Было около пяти, и он, не найдя другого занятия, раскопал среди дисков коробочку, содержавшую компакт-диск, на котором маркером было коряво написано: «КВН. 1 курс». Карл загрузил диск в ноутбук и стал смотреть.

Однако смотреть не получалось. Выступление на экране как-то шло мимо. Карл был глубоко в своих мыслях. Он никак не мог вырулить на верную дорогу, его поглощала депрессия, граничащая с апатией. Зрение само собой нащупало в серо-коричневой обстановке комнаты сине-фиолетовую коробочку из-под скрепок, почему-то оставленную Лексом на самом видном месте.

Зал за стеклом экрана взорвался аплодисментами. На сцене стоял Иван. Он тогда с удовольствием согласился поучаствовать в КВНе... Карл снова смотрел на бликующий, покрытый отпечатками пальцев экран. Затем он опять перевёл взгляд на коробочку.

Он знал — ничего плохого не случится, но колебался. Всего-то... Сейчас у него была депрессивная апатия, а может превратиться в счастливую... Счастливую безмятежность, вот так... Карл вздрогнул от очередного шквала хохота и аплодисментов, но теперь он был полностью увлечён коробочкой. Он ничего не мог сделать для Ивана и ничего не хотел, кроме дыма, избавляющего от всех проблем разом... Карл встал, прошёл к коробку, но лишь только его коснулся, в дверь постучали.

Карл машинально спрятал наркотик в ящик. На лбу выступила испарина, и Карл прижался к стене. Было ощущение, что вот и пришло возмездие за... За что?

Стук повторился.

— Кто там? — спросил Карл.

— Это Павел, — ответил приглушённый голос. Карл недоверчиво взглянул на серый пластик двери. Он сделал несколько шагов и, нажав пробел и тем самым остановив воспроизведение, открыл.

— Проходите... — растеряно сказал Карл.

Павел улыбнулся, кивнул, прошёл и, не дожидаясь приглашения, сел на стул напротив стола Карла. Сам Карл присел возле ноутбука прямо на стол.

— Что у вас случилось? — учтиво поинтересовался Павел. — На вас лица нет.

— Ничего, всё в порядке, — сказал Карл и постарался справиться с лицом, натянув на него улыбку.

Павел встал и снял пальто, затем положил его на кровать. Потом снова присел. На нём был красивый серый строгий костюм с бордовым галстуком, и цвета эти поразительно гармонировали с аскетичной обстановкой комнаты. На галстуке красовался дорогой зажим вороного золота с неким ступенчатым знаком.

— Ну что, вы видели Ивана? — рассеянно спросил Карл, разглядывая галстук гостя.

— Да-да, только что от него. Его не обижают, — Павел как-то невесело усмехнулся. — Но вот суд не очень хочет вставать на его сторону. Что самое плохое, Иван молчит. Он не хочет ничего говорить ни за себя, ни тем более против.

— Ага... Так я всё ещё полезен? — поинтересовался Карл. Он в голове сопоставил некоторые факты, и смутная догадка материализовалась в голове.

— Да-да, я бы хотел задать вам, как его другу, как его близкому другу пару вопросов.

— Ну, если вы их используете во благо... — произнёс Карл с неприязнью и взглянул прямо в глаза Павлу. Тот сразу напрягся.

— В каком смысле? Я же юрист и защищаю брата...

— Юрист... А где работаете? В Сольце?

— Да, в отличие от Ивана, я решил жить и работать в родном городе, — ответил Павел, приняв обиженное выражение лица.

— Хм... А откуда же у вас пропуск в Цитадель?

— Что? — переспросил Павел.

— Ну... У вас на галстуке зажим со стилизованным изображением Цитадели, — громко сказал Карл, глядя прямо в глаза, — я сейчас различил эту фигуру... А ещё у вас есть магнитный пропуск с этим же символом.

Павел вдруг сузил глаза, но через мгновение засмеялся.

— Да бросьте, откуда у меня пропуск в Дворец Власти? В Цитадель? Просто наша юридическая фирма решила, что хорошо использовать... эээ... такое изображение... в качестве нашего... символа...

— Врёте вы всё, — сказал в сторону Карл. — Никакой вы не брат. Мне про вас Иван никогда ничего не говорил. Это уж не говоря о том, что Ивана вы, собственно, не видели.

— Это почему же? — приняв снисходительное выражение лица, спросил с иронией Павел.

— Потому что вы не спросили меня, что я такое смотрю, а меж тем, — Карл постучал по монитору, на котором камера выхватила крупный план лица Ивана, стоящего на сцене, — вот он, Иван. И теперь главный вопрос: ты кто такой?

Лицо Павла потеряло контроль. Челюсть отвисла, рот искривился. Он смотрел на Карла, который встал в полный рост. Нервы сдали. Павел рванулся вперёд, но Карл как-то увернулся от нападения и нанёс сильный удар в висок. Павел потерял ориентацию в пространстве, когда на него обрушился второй удар и руки Карла крепко сцепились на его шее, завалив Павла на кровать.

— Говори, сука, кто ты! Говори, падла! Где Иван? А? Хотел всё у меня выведать? Чтобы я друга сдал? Мразь, где Иван?! — хрипел Карл.

Павел неожиданно ловко вывернулся в сомкнутых пальцах Карла и, ловко развернувшись на кровати, нанёс Карлу удар ногой прямо в переносицу, отбросив его на стол. Карл очень больно приложился позвоночником о край. Дыхание перехватило, и он видел, как Павел бросился к двери, забыв про плащ. Но тут дверь отворилась, и на пороге появился Лекс. Тот не стал задавать лишних вопросов, а молча нанёс Павлу мощный и точный удар. Павел потерял сознание и рухнул на пол.

— Что стряслось? — спросил Лекс.

— Свяжи этого скотчем, руки, руки, и рот ему заклей, чтобы не орал... Эта тварь имеет прямое отношение к задержанию Ивана...

Карл приводил себя в порядок, пока Лекс связывал Павла; затем они вместе стали с трудом его запихивать в гигантскую сумку на колёсах, найденную в шкафу. У подъезда общежития уже притормозила белая «Лада». Карл замотал распухшее лицо шарфом, и они с Лексом аккуратно и быстро спустили «груз» и помогли погрузить его в машину.

— Ладно, я поеду, — быстро говорил Карл, наклонившись к Лексу. — Если кто-то придёт к тебе, говори, что ничего не знаешь вообще. Говори, что ты ни при чём, что я попросил тебя помочь вынести какую-то сумку, ты понятия не имел, что в ней и так далее... Запомнил? Это не твои проблемы... Это мои проблемы. Мои...

Лекс кивнул и сказал:

— Удачи тебе.

И они разошлись. Лекс пошёл наверх, а Карл — сел в машину. «Лада» тронулась и быстро поехала к Дамбе. Мелькнула лаборатория, заброшенный пропускной пункт со шлагбаумом, и вот, автомобиль нырнул в темноту гермоворот и через тоннель добрался до чрева Дамбы. Марк взволнованно топтался у своего кабинета.

Карл был очень напуган. Он сам не ожидал такого поведения от себя. Всё произошло молниеносно, яростно, остановиться было выше его сил. Теперь он, конечно, был не просто преступником, а преступником государственным. И оттого было ему уютнее внутри скорлупы Дамбы. Но одновременно с испугом внутри Карла пульсировала злоба. Он превращался в комок тёмных чувств и был готов эти чувства на кого-то обрушить. И вдруг он понял, что делать.

Карл подошёл к Павлу, который до сих пор не пришёл в себя, и без особого стеснения залез ему во внутренний карман и извлёк оттуда карточку-пропуск с логотипом Цитадели.

— Марк, — позвал Карл. — У меня есть идея.

— Какая? — спросил он, повернувшись к Карлу.

— У меня есть пропуск. Я могу проникнуть на территорию Цитадели и что-то разнюхать.

— Это рисково... — сказал Марк.

— Я не думаю, что пропажу Павла уже заметили. У меня есть время для встречного удара. Это же... как шахматы...

— В смысле? — спросил Марк.

— Мы с Иваном играли в шахматы... Играли друг против друга... Но если мы сыграем в шахматы вдвоём на одной стороне... и сделаем ход раньше, чем все ожидают... То... Да и что мне терять? Я всё равно теперь персона нон-грата.

— Вам известно, что искать?

— Не очень. Но я хочу рискнуть. Всё равно вы не найдёте, я так полагаю, больше меня. Толпа по этому пропуску в Цитадель в любом случае не пройдёт.

Марк пожевал губами и сказал:

— Карл, ты безумец. Благородный безумец. У таких, как ты, всё получается. Но я думаю, теперь ты видишь, что в этом грязном деле государство может быть замешано больше, чем ты полагаешь.

— Мне всё равно... Я бы хотел только справедливости по отношению к Ване.

— Да, но люди должны знать! Только так мы сможем добиться справедливости! — уговаривал Марк. Но Карл лишь пожал плечами. Ему это было действительно безразлично. Марк спросил: — Ты можешь взять видеокамеру? Я дам. Вдруг снимешь что-то интересное, и...

— Возьму, — перебил Карл. — Давайте камеру, и я пойду.

Он произнёс это бесцветно, глядя перед собой вникуда.

Глава 4

Очень странно выглядел этот подъезд в структуре пафосной громады Цитадели. Обычная дверь с глазком, козырёк, видеофон, подмигивающая зелёным глазком площадка для магнитного пропуска, бездарные кафельные ступеньки, урна, совмещённая с пепельницей и «лампочка Ильича» без плафона — типичный подъезд типичной организации. Хотя, что есть по сути Цитадель? Она и есть обычная, хотя и большая, организация...

Карл пробрался к двери и, стараясь не показывать лица камерам, приложил карточку к датчику. Громко щёлкнул электрический замок. Карл открыл дверь и через секунду оказался внутри.

Слева располагался пост охранника, но за мощным синего отлива стеклом никого не было, а на мониторе была фотография Павла и надпись: «Корнеч Густав Викторович. Доступ 2 уровня. Регистрация в 20:51». Карл вовсе не желал дожидаться момента, когда охрана вернётся на место и поинтересуется, откуда у него, собственно, пропуск Павла (Густава?) и быстро пошёл по коридору, на ходу доставая небольшую видеокамеру из кармана. В конце коридора на глаза попалась тускло освещаемая дежурным светом надпись «Офисы», «Производственный цех» и «Лаборатория». Вдруг по лестнице, на которую указывали два последних указателя, раздались шаги, и Карл поспешил в «офисы».

В офисах было тихо. Унылые стены были покрыты ребристыми пластиковыми обоями, потолок закрывала мерзкая асбестовая плитка, а пол был застелен отвратительно-бордовым ковролином. Правда, последний хорошо гасил звук шагов, и Карл мысленно порадовался этому. Он довольно быстро прошёл по коридору и наугад приложил карточку к одной из площадок, но светодиодный глазок подмигнул красным, и ничего не произошло. Карл чертыхнулся и быстро пошёл дальше, изучая надписи. «Отдел распространения», «Отдел разработки», «Бухгалтерия», «Отдел по работе с дилерами»... Тут он притормозил. В списке фамилий значился и Корнеч, посему Карл попробовал карточку. Дверь открылась.

Комната оказалась большой, и в свете дежурных ламп не сразу было видно, где она заканчивается. Почти сразу Карл обнаружил стол, который, судя по висящей над ним грамоте, принадлежал Густаву-Павлу. На столе обнаружилась папка, надпись на которой гласила: «Чрезвычайное: Иван Ленцев». Карл с интересом открыл папку. В самом начале было подшито письмо и личное дело Ивана. На личном деле была оторвана фотография, — видимо, потерялась при доставке документа. «Вот почему Павел не мог знать, как выглядит Иван», — подумал Карл. Он стал читать письмо. «Иван Ленцев, дилер. Общежитие ВГУ № 3. Комната 916. Стаж 2 года. Узнал».

«Узнал», — произнёс негромко Карл.

«Узнал. Канал неизвестен, ведётся поиск. Взят на психотропную очистку. Ваша задача: установить, была ли дальнейшая утечка информации...»

Примерно этого Карл и ожидал. Он поспешно заснял документы на камеру, читая вслух, после чего собрался уходить, как вдруг услышал те же шаги, что слышал на лестнице. Даже мягкий ковролин не мог скрыть такой тяжёлой поступи. Карл моментально оценил ситуацию и нырнул под стол. В тот же миг дверь распахнулась.

Через щель Карл увидел охранника. Он был сам по себе огромен, и особенно устрашал висевший у него на поясе укороченный автомат Калашникова. Охранник без интереса осмотрел комнату, что-то отметил в карманном компьютере и вышел. Карл не стал терять времени. Дождавшись, пока охранник зашёл в другую комнату, он быстро и бесшумно выскользнул из офиса и совершил спринт до лестницы.

Инстинкт самосохранения говорил о том, что теперь самое время бежать прочь. Но Карлом двигало уже нечто другое, вроде авантюрного интереса, который был единственным чувством на фоне полного безразличия к собственному будущему, на котором уже стоял жирный крест. Карл не задумываясь побежал вниз, куда вели таблички «Лаборатория» и «Производственный цех».

Лестница оказалось длинной, аж в шесть пролётов. У Карла, никогда раньше не страдавшего клаустрофобией, внутри росло беспокойство, словно бы лестничный колодец был готов над ним схлопнуться и проглотить. Внизу была небольшая комната с двумя дверьми. Лаборатория оказалась закрыта, а карточка не давала к ней доступа. Зато дверь в цех была распахнута. Карл хотел уже зайти, как вдруг почувствовал запах. Он обернулся в поисках его источника, и тут же источник был обнаружен.

В углу комнаты были беспорядочно свалены 4 мешка, источавшие чёткий запах марихуаны. Карл с изумлёнными глазами достал видеокамеру и стал снимать. Ошибки быть не могло. На мешках через трафарет было написано «Cannabis Indica Afgani». Он развязал мешок, зачерпнул рукой и перетряс горстку сухой травы перед объективом. Он просто не мог поверить...

С колотящимся сердцем Карл вступил в цех. Длинный конвейер замер. Но и без движения всё было ясно. Вот — мешки, в них — наркотик... Вот — коробочки из-под скрепок (Карл усмехнулся), в которые всё это фасуют, а вот — пластиковые стаканчики, тоже популярная тара. Стояли также жёлтые бочки без какой-то особой маркировки. Одна из бочек была соединена шлангом с неким устройством, очевидно, опрыскивавшем наркотик веществом.

Карл достал камеру. Он стал снимать конвейер — воронку, подающую зелье, устройство-опрыскиватель и подключённую бочку, саму ленту, фасовщик с заряженной кассетой картонок, превращающихся в коробочки... Был тут и второй цех, где производили стаканы с наркотиками. «Вот оно как всё устроено...», — размышлял Карл. Очень забавно было, что «неофициальная тара» вроде скрепочного коробка стала промышленным, можно сказать, стандартом...

Было бы очень смешно, если бы всё можно было обратить в шутку. Но всё это была правда, нелепая в своей кошмарности. Власть имущие сами делали наркотик. Сами их распространяли. Сами получали огромные деньги и... сами же с собою «боролись». А чаще боролись с теми, кто хотел выйти из порочного круга, как Иван... Которого всё равно тут нет...

Карл глубоко вздохнул. Он не смог помочь Ивану. Он вообще не мог представить, что ему с этим всем делать. Бульдозер системы можно оседлать, можно за него уцепиться, можно ему помогать ехать или пытаться помешать, но остановить его практически невозможно. Нужен либо бульдозер больше, либо подходящий снаряд. И кажется, снаряд теперь появился. Чёрт, думал Карл, зачем ему всё это? Ему не нужно было останавливать бульдозер... Нужно было «Прямой грани», но не ему... Но за Ивана ему хотелось просто отомстить... И за свою сломанную судьбу.

Его размышления прервал зажёгшийся свет. Карл рванулся к лестнице, по пути вытаскивая из камеры кассету. Он добежал до мусорного бака и выбросил кассету с записью и поспешно установил другую, чистую. Через мгновение комнату заполонили вооружённые охранники, и один из них с лёгкостью и изяществом ниндзя воткнул Карлу в плечо шприц.

Наступила темнота, длившаяся секунду, а затем яркий ртутный свет ударил в глаза. Карл был в комнате, в которой было много никеля, хрома и кафеля, и он не мог даже немного пошевелиться. Край глаза зацепил иглу капельницы, воткнутую Карлу в предплечье. Мышцы, вопреки командам мозга, сокращались сами собой, конвульсивно, ритмично и бессмысленно. Карл застонал.

— А, Карл Карлович, вы уже проснулись... — сказал чей-то певучий голос. — Доброе вам утро!

Руки незнакомца приподняли Карлу голову и подложили под неё подушку. Теперь он видел, что в помещении довольно много людей лежат так же, как он.

— Где я? — спросил Карл.

— Вы... Это... хе-хе... Мы это называем исправительной колонией, правда, у нас специфические методы, как вы поняли.

В поле зрения возник мужчина лет пятидесяти.

— Сколько я здесь?

— Около недели.

— И что вы мне колете?

— Ой, у нас так много разных чудных препаратов... Знаете, просто к нам после Второй Мировой вывезли все разработки по психотропным веществам, сделанные Третьим Рейхом. А они вообще много интересного придумали, скажем, летающие тарелки... Слышали о тарелках? Их в Советском Союзе даже построили несколько.

Карл ничего не ответил. Мужчина продолжил:

— Ну да ладно. Соответственно, в Водяне после войны расположили НИИ по дальнейшей разработке психотропных веществ, и сейчас мы их совершенствуем... в наших целях. Вот, например, то, что вам сейчас колют — замечательная штука! Вы теряете контроль над всем телом!

— Заметил, — сухо ответил Карл.

— Мало этого, с помощью введённых в вашу кожу электродов мы заставляем ваши мышцы сокращаться, так что, — никаких пролежней!

— Чудесно. И что теперь?

— Мы зададим вам пару вопросов. С какой целью вы к нам пришли? Только не говорите: «туризм».

— Вы забрали Ивана Ленцева. Я хотел ему помочь. Не более этого.

Мужчина поджал губы.

— Эх Карл... Не лез бы ты в воду, не зная броду. Вот что ты сделал с Густавом, а?

— Не я, а «Прямая грань», — малодушно соврал Карл. — Мне только дали карточку доступа. Они что-то заподозрили...

— А камера? Неужели ты серьёзно думал, что тебе вот так дадут всё снять и свалить?

Карл ничего не ответил.

— Что вам сказал Иван? — неожиданно снова перешёл на «вы» мужчина.

— Ничего. Только просил, буквально настаивал, чтобы я бросил курить марихуану.

— То есть, он не сказал ничего, — усмехнулся мужчина. — Ну и ладно. Карл, не беспокойтесь. Нам невыгодно, чтобы вы так... эээ... пропадали из социума. У нас есть новый препарат. Относительно новый. Он вам сотрёт последнюю память — вжик, и всё... Будете снова студентом, который курит траву и пытается учиться... Всё безболезненно и без последствий... в 20% случаев. Но вы — парень крепкий, а вот Иван... да...

Глаза Карла расширились.

— Что — Иван? — спросил он.

Но в этот момент в комнату вбежал другой человек. Он был очень взволнован.

— Телецентр! Взяли штурмом! «Прямая грань»! — выговорил он.

Эдик сел в белую «Ладу». Машина мягко тронулась и вырулила к Цитадели. Из больших ворот здания вырулил мощный мусоровоз и покатил по улицам утреннего сумеречного города. «Лада» держала дистанцию, пока грузовик не вырулил за город. Тогда водитель поддал газу и, обогнав мусоровоз, стал махать ему рукой, чтобы тот остановился. Как только грузовик встал, четверо пассажиров легковой машины вышли и подошли к кабине. На голове каждого был чулок, и у всех, кроме Эдика, имелся автомат. Вместо оружия физик держал устройство размером с большой мобильный телефон с подсоединённой фазированной антенной.

— Это что, ограбление? — перепуганно спросил водитель мусоровоза. — Я отдам вам всё, хотите, вот, деньги, только...

— Заткнись и вываливай мусор, — сухо приказал один из молодчиков.

— Что? — переспросил водитель.

— Ты глухой что ли? Уши прочистить?

Водитель замотал головой и побежал к рычагам управления. Загудел двигатель грузовика, и мусор стал высыпаться прямо на дорогу. Эдик зажал нос и стал водить антенной по груде мусора. Прибор молчал. Эдик раздражённо подкрутил какую-то ручку. Раздался сигнал, сначала тихий, а затем более уверенный, и двое пассажиров «Лады» стали разгребать кучу сапёрными лопатками. И вот, один извлёк из отходов кассету.

— Есть, — констатировал он. — На, можешь остальное закинуть обратно в кузов, — добавил он, вручая сапёрную лопатку ошалевшему водителю грузовика.

— Хорошую ты штуку придумал, — похвалил другой Эдика. — Может, серийно её производить, что скажешь?

В коробочке с кассетой лежала маленькая микросхема, затянутая в полимер.

К счастью, в капельнице почти не осталось дряни. Оба «визитёра» куда-то исчезли. Уже не меньше трёх часов Карл был один. Он сделал чудовищное усилие и смог вынуть электроды, отвечавшие за сокращение мышц. Он был свободен.

«Грань» захватила телецентр!«, — думал Карл — «Похоже, кассета нашла адресата. Молодец Эдик, зря я его недооценивал. Интересно, узнал ли что-то Симон с анализами...»

Карл вдруг понял, что он не сделал самого главного. Не спас Ивана. По всей видимости, он просто не перенёс «замечательные препараты», оказавшись в 80% людей с «эээ... последствиями».

Уроды.

Карл оглядел комнату. Не обращая внимания на других «пациентов» («сами оклемаются», — решил он), он нашёл какие-то вещи в шкафу, оделся в них и побежал в коридор. Он размышлял. Возможно, думал он, не так и плохо — дать 20% вероятности человеку вернуться к полноценной жизни, а не 100% вероятности сесть в тюрьму...

Да, но сам повод! Скажем, за кражу человек по-прежнему окажется за решёткой, а тут они не сажают только из эгоизма: не хочется им, чтобы человек выпадал из общества, и последнее сомневалось бы в правильности действий власти, которая лишает человека свободы; заодно они стирают память о своих преступлениях. Карл был решительно, негодующе против.

Вдруг ему попался пост охраны. Никого не было, двери — открыты, но на столике стоял небольшой телевизор, который был включён. На экране возникла надпись: «Обращение „Прямой грани“ к народу. Узнайте ПРАВДУ». Карл нашёл кнопку громкости и прибавил звук.

На экране появился Марк. Он произнёс:

«Дорогой народ! Я — лидер движения „Прямая грань“, и мы хотим открыть вам глаза на преступления тех, кто сидит внутри Цитадели. Мы не знаем их все, но мы полагаем, что обнаруженные факты — это только начало целой волны разоблачений. Итак, начнём...»

Марк стал пересказывать историю их тяжких отношений с властью, которую Карлу ранее рассказывал Лекс. Показали и того самого министра который назвал «гранцев» опасными масонами. Марк рассказал историю Ивана, а затем показал ребят с 8 и 9 этажа, рассказывавших о ночном задержании. Среди них был и Лекс.

«А теперь — обещанное разоблачение. Как вы понимаете, в этой истории многое не сходится, и друг Ивана, Карл, отправился в Цитадель, завладел пропуском. Он хотел найти правду и разобраться самостоятельно в ситуации...»

И в эфире побежали кадры, отснятые Карлом. Закадровый голос комментировал картинку, рассказывая о том, как власть стала монополистом наркотического подпольного рынка.

«Где сейчас Карл? Кто знает. Мы думаем, что его, к сожалению, уже нет в живых. Если вы думаете, что государство убивало наших детей и убило моего сына лишь из-за денег, вы недооцениваете низость правительства...»

На экране появился Симон. Он сказал:

«К-карл зап-подозрил неладное и поп-просил меня сделать анализ. Т-так вот. Каждая п-партия м-м...»

Он запнулся и вытер платком вспотевший лоб.

«К-каждая партия м-марихуаны была обрабаботана ги-ги-гидро...» — тут он куда-то отвернулся и сказал: — «Что? Попроще? Ладно. Короче, сп-пециальным психотропным составом. Что вызывает п-привыкание, подавляет во-волю, д-делает челов-века более доверчивым, менее крит-тичным... В-вот... бочки жёлтые, с этой штук-кой», — на экране возникли описанные жёлтые бочки без маркировки, снятые Карлом. Симон снова появился на экране и стал рассказывать, что если кто в этом не уверен, есть возможность самостоятельно провести такие-то реакции и опыты, что есть такая-то литература, и любой химик с книжкой в руке подтвердит его слова.

Что дальше, думал Карл. Они взяли штурмом телецентр... Что дальше?

Марк снова появился на экране:

«Они добавляли в зелье другое зелье, ещё более страшное, чтобы молодёжи казалось, что они живут в идеальном государстве... Они готовы были убивать наших детей ради собственной устойчивости на верхушке власти. По убийству наших детей, по хранению и распространению наркотиков и по их производству в цивилизованных странах обращаются в суд. Но не у нас. Потому что у нас суд оправдывает и убийц, и наркоторговцев. Поэтому пора встать вам на защиту правды и устроить свой суд — суд справедливости! Не дайте им убить и вашего ребёнка! Выходите на улицы и идите к Цитадели вместе с нами! На нашей стороне — ряд армейских частей, которые измучены беднотой армии и возмущены фактами, которые мы открыли! Победим тирана и заставим его ответить за всё!»

Экран погас. Через секунду обращение стали показывать заново. Карл переключил телевизор — Марк был на всех каналах.

— Вот сволочь! — громко сказал Карл. — Как будто он не рассчитывает устроить переворот и отхватить власть себе... И я в этом участвую...

Но надо было выбираться. Карл пошёл по коридорам, руководствуясь найденным планом эвакуации. Через некоторое время он оказался на лестнице и, взбежав несколько этажей вверх, выбрался на улицу. Тут же его, ослеплённого дневным светом, окружили военные.

— Я свой, свой, — почему-то сказал Карл, хотя и не знал точно, свой он или чужой.

— Да это же тот самый Карл! — заорал один. — Он жив! Точно! Точно! Это он! Я по телеку видел! Тот самый, из-за которого мы тут веселимся!

— Да ладно? Быстро ведите его в безопасное место! Это наш герой! Быстро!

Карла тут же пригнули к земле и быстро повели к броневику. Но пока его вели, вели как героя, как очень ценного человека, как зачинщика всего происходящего, как поборника правды и многого другого, кем он по сути не хотел быть, он успел разглядеть площадь перед Цитаделью. Там были все: и сторонники «Грани», и военные, и полицейские, и просто люди. Одни бежали, другие стреляли, третьи бросали бутылки с зажигательной смесью и всё, что попадало под руку. Раздался оглушительный выстрел, и снаряд, со свистом пролетев над головами, врезался в часовую башню Цитадели, разнеся её на кирпичи. На теле здания, чёрном и всё таком же мрачном, там и тут зияли раны от артиллерийских выстрелов. Некоторые этажи были объяты пламенем. Где-то на площади раздался взрыв, и Карл видел, как полетели в разные стороны тела поражённых людей. Теперь он видел, что уже многие лежали замертво на асфальте в лужах крови, а живые бежали прямо по ним, наступая на безжизненную плоть. Прилетевший невесть откуда боевой вертолёт завис над толпой и открыл огонь. Было ощущение, что собравшиеся просто решили убить всех, не разбираясь особо, кто свой, а кто чужой...

Карл остановился у броневика. Солдат обвёл рукой место кровопролития.

— Ну как тебе? Мы победим этих мудаков! Видишь, мы уже побеждаем!

Карл не хотел правды. Никогда. Он боялся, что она сотворит что-то ужасное, но она сотворила ещё более масштабный кошмар, чем он себе мог представить. Он всё видел и не верил. Кровь, насилие, боль, смерть. Никакая цель этого не оправдывает. Никакая правда. Карл смотрел на площадь, а в голове крутилось одно: «Это всё из-за меня».